«Одиссея». Песнь двадцать четвёртая
Миновав пустынные поля, поднимаясь на холмы, поросшие прекрасными оливами, они добрались наконец до небольшой усадьбы, куда после отъезда сына переселился старый Лаэрт. Здесь, в очень скромном жилище, и обитал он вместе со старой верной служанкой по имени Сикула и несколькими рабами. К ним и обратился Одиссей: — Готовьте пир, да смотрите, прирежьте самого жирного поросёнка. А я поспешу к отцу. Хочу посмотреть, узнает ли он меня после долгой разлуки?! — и, оставив оружие, Одиссей пошёл в поле.
Там он увидел человека, в одиночестве мотыжащего землю.
Сердце Одиссея сильнее забилось в груди, а глаза наполнились слезами… Отец! Ему захотелось побежать к нему и поскорее заключить в объятия. Но, пытаясь сдержать нахлынувшие на него чувства, Одиссей спрятался за деревом. Он хотел ещё раз пережить радость, которая наполняла сейчас его сердце. И так прекрасно было это чувство, что ему подумалось: ради счастья возвращения стоило, пожалуй, пережить всё то, что выпало на его долю!
Выйдя из-за дерева, Одиссей приблизился к отцу.
— Старик, ты, как видно, ещё достаточно крепок, стоит взглянуть на твой огород! Деревья такие ухоженные, а клумбы так и дышат свежестью. Но сам ты,Одиссей немного помолчал,кажешься полной противоположностью своему хозяйству.
— Чтоты хочешь этим сказать, незнакомец? — удивился Лаэрт.
— Лишь то, что сам ты выглядишь не таким аккуратным и ухоженным, как твой огород! Ты стар, но к чему эти лохмотья? С другой стороны, если присмотреться хорошенько, ты вовсе не походишь на простого раба. Скажи мне, быть может, твой хозяин плохо обращается с тобою? И кто он, твой хозяин?! И ещё ответь мне: остров, куда я попал, зовётся Итака? — засыпал Одиссей вопросами старика. И, не давая тому прийти в себя, продолжал:
— Слушай, а я ведь знавал правителя здешних мест. Имя его Одиссей. Но с той далёкой поры мне не доводилось слышать о нём. Я даже не знаю жив он или умер… Но помню, что у него был отец, старый добрый отец, которого, кажется, звали Лаэрт. Ты можешь мне что-нибудь поведать о них, а, старик?
При этих словах Лаэрт не смог сдержать слёз.
— Да, незнакомец, — слабым голосом отвечал он, — ты всё сказал верно. Ты и в самом деле на острове Итака. Когда-то страной этой правил человек мудрый и гордый. А сейчас она находится в руках мерзавцев, потерявших всякий стыд!
— В руках мерзавцев? О боги, как печальна участь этой земли!
— Да, печальна и ужасна, эхом отвечал ему Лаэрт. — Но, постой-ка, ты ведь сказал, что знавал самого Одиссея… скажи мне, когда ты видел его в последний раз?
— А зачем тебе знать?
— Ведь яего несчастный отец! Да, — продолжал Лаэрт, — Одиссей был моим сыном. Но сейчас он мертв, в этом я уверен, пусть даже вся душа моя противится подобной мысли. Он, должно быть, погиб на пути из Трои домой. И прах его покоится в какой-нибудь далёкой стране либо в морской пучине… Какое горе! Останки его не погребены в родной земле, как подобает!
— Никто не знает чужой судьбы! — отвечал Одиссей.
— Да, ты прав. Но теперь, по прошествии столь длительного времени, мы потеряли надежду на счастливый исход. Даже в сердце Пенелопы, горячо любящей супруги Одиссея, иссякла надежда. Она оставалась верна ему долгие годы, хитростью отказываясь выйти замуж за кого-то из тех, кто настойчиво добивался её любви. Но, рано или поздно, ей придётся решиться и выбрать себе мужа. Так, печально заключил Лаэрт, счастливые времена Итаки будут преданы забвению.
Лаэрт вновь принялся мотыжить. Немного погодя он задал ещё несколько вопросов.
— Скажи мне, незнакомец, кто ты? Откуда родом и какими судьбами попал сюда, на эту забытую и проклятую богами землю?! «Имя моё Эпирит, а родом я из Алибанты», — ответ уже был готов сорваться с языка Одиссея, но он почувствовал, что не может больше продолжать свою жестокую игру. Он узнал то, что хотел узнать: отец его по-прежнему любит и помнит…
— А когда ты в последний раз видел Одиссея? — задал вопрос старик.
— С тех пор прошло лет пять.
— Пять лет! — воскликнул Лаэрт. Боль и мука доконали его, и мотыга выпала из рук. Голова, побелевшая от горя и страданий, склонилась на грудь, ион разрыдался. Больпе сдерживаться Одиссей не мог.
— Нет, отец! — вскричал он, не плачь! Я — Одиссей! Я твой сын!
Услышав эти слова, испуганный Лаэрт поднял голову; Одиссей заключил его в свои объятия. «Не плачь, я вернулся, — говорил он. — Мне помогала сама могущественная Афина, а кроме неё, мои верные слуги Эвмей и Филотий, а также мой сын Телемах! С их помощью я свершаю правосудие, и женихи получили по заслугам! Они ответили за то, как обращались с моей любимой супругой Пенелопой!»
— Свершил правосудие? — повторил ошеломлённый старик.
— Да, ни один из них не ушёл живым от возмездия!
— Но неужели возможно подобное чудо?.. А ты, случайно, не бог, явившийся сюда обмануть меня?
— Да нет же! Я твой сын!
Подняв на Одиссея глаза, старик спосил: — Это вправду ты, сынок? Дай же мне какое-нибудь подтверждение!
Одиссей указал на свою ногу.
— Смотри, отец! Вот старый шрам, который ты прекрасно знаешь. Я получил его на Парнасе, во время охоты на дикого кабана. Если этого недостаточно, я расскажу тебе то, что помню с той далёкой поры: когда я был ребёнком, ты повёл меня в сад и там, точно шутя, подарил мне много-премного деревьев: тринадцать груш, двенадцать яблонь, сорок фиговых деревьев. И тогда же ты пообещал, что дашь мне пятьдесят веточек виноградной лозы, каждая из которых плодоносит в разное время, и я круглый год смогу есть свежий виноград!
Услышав этот рассказ, Лаэрт, которого, казалось, оставили силы, упал в объятия Одиссея.
— Да, на Олимпе есть боги, они услышали наши молитвы! Наконец-то ты вернулся и покарал тех, кто долгие годы позорил твоё доброе имя! Сынок мой, единственная моя надежда! Но, — продолжал он, — скажи мне, Одиссей, не боиться ли ты мести родственников этих женихов?
— Об этом мы подумаем позже. А сейчас, отец, давай же войдём в дом. Нас уже, наверное, заждались Телемах и наши друзья!
Так, обнявшись, они и вошли в дом, где ждали их счастливые и растроганные товарищи. Пока Одиссей сидел за трапезой со своим отцом, город наполнился радостными криками, вопросами и ропотом недовольства. Пронёсся слух, что на заднем дворе царского дворца лежат тела женихов, коих постигла кара небесная от руки Одиссея.
Перед дворцом собралисьтолпы их родственников, пришедших забрать тела. Так и было: семьи со слезами и рыданиямиуносили тела своих родичей. Но скорбь рождает гнев и ненависть.
— Мы не можем смириться с учинённой над нашими детьми расправой! — прокричал Эвпейт, отец Антиноя. Позор на всю Грецию, если мы не сумеем отомстить за них!
— Хорошо! — раздались тут же десятки голосов. — Но что ты собираешься делать?
— Я предлагаю вооружиться, отыскать Одиссея и покарать его за содеянное.
— Да-да! Он прав! — раздались одобритель ные возгласы.Смерть Одиссею!
Но среди этих голосов были слышны и иные, более рассудительные: «Нет! Одиссей был прав, покарав подлецов! Слишком до лго они оскорбляли своим присутствием его супругу Пенелопу и бессовестно расхищали его богатства!» — Помните, что без помощи богов, — молвил старый придворный певец Фемий, которого сопровождал Медонт,Одиссей не сумел бы в одиночку сразиться с сотней женихов.
— Да, он прав, — подтвердил Медонт, я собственными глазами видел сияние рядом с Одиссеем! Это была могущественная Афина! Вы не можете противиться воле богов!
— Даже сама Афина не остановит нас! — разошелся Эвпейт, и вместе с группой вооруженных мужчин устремился к жилищу Лаэрта, ибо знал, что именно туда ушёл Одиссей.
Так что же? — неужели Итака оказалась на грани войны? Неужели возвращение Одиссея положило начало бесконечной кровавой мести?
Нет. Всё сказанное слышала Афина. Она тут же обратилась к Зевсу, отцу богов и покровителю людей. И отвечал ей Зевс:
— Мы должны сделать так, чтобы отныне на Итаке установился мир, и Одиссей мог бы править в любви и спокойствии. Обрадованная Афина полетела прямо к Одиссею, который уже пронзил своим смертоносным копьём Эвпейта. И его смерть стала последней: с неба, точно предупреждение, ударила молния. И с этой минуты на скалистой Итаке вновь восстановился мир. С возвращением Одиссея на Итаку настали счастливые времена в жизни острова, уставшего от распрей и крови.
«Одиссея». Песнь четырнадцатая
«Одиссея». Песнь восемнадцатая
«Одиссея». Песнь девятнадцатая